- Ну, может быть, по духу, но даже ничего - это тоже что-то.
- Да, но ничего не будет происходить. Как в жизни.
“Сайнфелд”
Поначалу кажется, что “Ночь в лесу” – это ситком. Остроумный и бескомпромиссный. Он щеголяет завидным ансамблем персонажей. Шумных, проблемных, безнадежно увязших в бестолковости жизни. Они спорят, мелочатся, несут чепуху. Юмор цветет пышным цветом, не сдерживаемый возрастными ограничениями или продвижением сюжета. Главная героиня, Мэй, только что вылетела из колледжа, проиграв первое большое сражение со взрослой жизнью, и вернулась в свой захолустный Поссум Спрингс. Без денег, планов и с недоумением на лице. Что дальше? Шататься по улицам, доставать старых друзей, страдать фигней и морально разлагаться. Отличная завязка для комедии о неудачниках.
Следующее, что замечаешь – время действия. Конец октября. Время Хуллоуина.
В осенних сумерках долго-долго тянутся досуги скоротечной жизни. Кипы опавших листьев лежат вдоль дороги. Роскошные сверху, гниющие снизу. Коты на крышах ловят последнее тепло стынущего солнца. Призрак прежней весны пылится на чердаке общественного склада. Капоты старых машин рассекают холодную морось.
Эта атмосфера просачивается в историю, как сырость в ботинок с треснувшей подошвой. Постепенно из тумана выплывают очертания чего-то большого и серьезного. Не строгого, внятного сюжета, а скорее общих тем и идей.
Для тех, кому это важно – ужасы не цель игры, а только средство её достижения. Конвенции страшилок и ужастиков многократно высмеивается и пародируется, но любовь создателей к хоррору видна с первого взгляда. И история без труда прячет за пологом мистики интригующие сюжетные повороты.
Сценарист и художник игры Скотт Бенсон обозвал её жанр “Готикой Ржавого Пояса”. Ориентируясь не столько на классику романтизма, сколько на литературное возрождение американского Юга, эта история рисует сочный портрет обнищавшей, запустелой глубинки – фабричного региона, растерявшего богатство и славу в постиндустриальную эпоху. Социальные беды покрывают городок, как мокнущий лишай. Остро и неловко стоит вопрос религии, глубоко укорененной, но утратившей силу и смысл. Отчуждение и потерянность, упадок и угасание витают в воздухе.
Но все эти проблемы вряд ли сравнятся с тем водоворотом чувств, эмоций и импульсов, разрывающих человеческое сердце, находящееся в конфликте с самим собой. Мэй Боровски отчаянно буксует на пороге новой жизни. Взросление становится для неё душераздирающим процессом, доставляющим ни с чем не сравнимую боль. Это маленькая, камерная катастрофа. Буря в стакане воды. Индивидуальный конец света. Медленное падение в черную, бездонную пропасть.
Я упорно называю Мэй человеком, хотя сразу видно, что она кошка. Наверное, благодаря этому она так хорошо прыгает по крышам и лазает по проводам, несмотря на плохую форму и нездоровый образ жизни. Звериные карикатуры – блестящее, эффективное и выразительное дизайнерское решение. С одной стороны, они вызывают в памяти иллюстрации детских книг и создают универсально домашнюю атмосферу родного города/квартала/двора. С другой, простейшие формы, скупые штрихи и выразительные силуэты рассказывают о героях больше, чем могла бы биография из нескольких абзацев.
Вы невероятно быстро убедитесь, что сардоническая крокодилица, флегматичный медведь или шебутной лис - люди на редкость живые и интересные.
Если представить внутренний мир Мэй и осязаемый мир Поссум Спрингс, как две окружности в диаграмме Венна, на их пересечении почти сам собой родится долгожданный сюжет. Макабрический этюд в стиле магического реализма. Изукрашенный фольклорными мотивами, глубоко психологичный. Полный шума и ярости, но очень много значащий.
В конечном итоге, перед нами предстанет не политически заряженная критика общества или бодрый рецепт к преодолению духовных трудностей, а срез жизни. Большой общей жизни и маленькой личной жизни. Поражений и побед, пиццы и тако, хорошо обдуманной безнадеги и бездумной надежды.